Отправка в Тесницкие лагеря
10-го июля неожиданно нас построили в колонну и погнали в сторону Москвы. Шли быстро, без остановок, а день был жаркий. Под ногами поднималась пыль и осаждалась на потные лица. Дышать было трудно, к тому же сильно мучила жажда, но фляг с водой у нас не было. Идти было трудно. На московской автостраде повстречалась какая-то механизированная танковая часть, состоящая из крошечных танкеток. Две из них вышли из строя и остановились на дороге, а остальные двигались в сторону г.Тулы.
Наконец пришли в Тесницкие лагеря. Здесь, в палатках, пробыли несколько суток, а затем по тревоге среди ночи построили всех в колонну и снова в путь, полагая, что нас гонят на посадку и отправку на фронт. Но, не доходя села Слободка, мы свернули в сторону леса и в нём приказали строить для себя временные шалаши и помещение пищеблока. Здесь нам объявили, что наша воинская часть называется спецбатальоном.
Возглавлял его нам неизвестный командир – по званию лейтенант, а нашим взводом командовал млад-ший лейтенант тов. Миронов. После построения шалашей было собрано первое партийное собрание по избранию парторга. Выдвигались две кандидатуры: первая – Кондрашова(бывшего директора КОГИЗа) и Быкова ( то есть, моя). Тов.Кондрашов взял самоотвод из-за судимости. Просьба его была удовлетворена. Самоотвод сделал и я, мотивируя тем, что я молодой коммунист и мало опыта, но самоотвод не был принят, и единогласно проголосовали «за».
Однако мне удалось доказать, что моя просьба обоснована, при этом предложил вместо себя нашего старшину роты, Ф.Н. Наумова, более опытного. При повторном голосовании Фёдор Наумов был избран парторгом.
На этом партсобрании на меня возложили обязанности пропагандиста – проводить среди бойцов читку газет и беседы. На политзанятиях мы узнали из газет, что под Смоленском гитлеровское наступление закончилось. Наступило затишье и немцы перешли к обороне. Причем, как видно, это надолго, так как даже танки зарывают в землю. На этих политзанятиях присутствовал и наш старший батальонный комиссар, который в конце чтения статьи попросил слова и стал коммен-тировать. Он говорил: «Товарищи! Вы только что слышали, что немцы перешли к обороне закопали свои танки. Значит, немец не от хорошей жизни это делает. Наверняка он выдыхается. У них нет и горючего. Гитлер рассчитывал на молниеносную войну, но не получилось, а на длительную войну Германия экономическими ресурсами не располагает. А это значит, что войну им не выиграть и придется им в скором времени бежать без оглядки обратно».
Как хотелось в это верить, что Германия уже выдохлась и не может теперь наступать! Однако в конце сентября 1941 года немец вновь обрушил свою мощь на наши укрепленные позиции и перешел в решительное наступление на Москву.
В этот период и мне пришлось участвовать в боях на дальних подступах к Москве. После войны я встретил в Туле этого политрука. При беседе и вспомнили его выска-зывания и выводы по поводу отсутствия горючего у немцев и его экономических и военных ресурсов.
Служба в спецбатальоне
Находясь на очередном гарнизонном дежурстве, в ночь с 21-го на 22-е июля, мы с младшим лейтенантом Мироновым первые увидели массированный налёт вражеской авиации на Москву. Слышали стрельбу зенитных орудий и разрывы сброшенных бомб. Видели зарево пожаров. Вероятно, это происходило на дальних подступах к столице. Но нам казалось, что горит наша Москва. С какой болью и досадой смотрели мы на это зрелище и горько было на душе! Вскоре был совершен налёт авиации и на наш лагерь.
К счастью, потерь мы не имели. Все были укрыты в крытых траншеях.. Нас удивило то, что немецкие самолеты бомбят без помех, не слышали стрельбу наших зенитных орудий и не было истребительной авиации. С этим вопросом мы обратились к ком.взводом и услышали в ответ, что якобы не хотим выдавать наше расположение. Но такой ответ нас не убедил. По всему было видно, что враг хорошо осведомлён и точно бомбит наш лагерь.
Конечно, в то время мы не знали, что наша страна испытывала ограничения и не могла обеспечить все тыловые воинские части вооружением. Наступил август месяц, мы продолжали военную учебу. Вскоре к нам прибыло из госпиталя пополнение, примерно человек шесть. Все они уже побывали в сражениях и получили ранения. Мы их встретили радушно. Расспрашивали, как воевали, как были ранены и т.д. Рассказ этих бойцов был интересный и полезный. Но один из них сидел и молчал, а затем как бы продолжая и дополняя рассказы товарищей, стал рассказывать совсем противоположное. Говорил, что наша Красная армия плохо вооружена и несёт большие потери. Немецкая армия всюду нас гонит, хорошо обученная и вооруженная лучшим вооружением. Кроме того, немцы забрасывают в наш тыл своих шпионов и диверсантов и они проникают даже в наши войска и совершают диверсии. Далее этот паникёр рассказал, что в районе Пскова и других местах в нашем тылу бывшие кулаки ждут не дождутся немцев, причём уже заранее составили списки коммунистов и активистов советской власти, чтобы передать их в гестапо.
Услышав этот разговор, мы запретили ему говорить. Однако, он вскоре очутился в другой группе бойцов и продолжал прежний панический рассказ. Мы доложили об этом случае нашему командованию. Вскоре паникёр был арестован, отдан под суд и осужден на 10 лет лишения свободы. Но его не посадили, а отправили в штрафную роту на передовую фронта. Судили его в Туле, в ревтребунале. На этом суде при-сутствовали я и Родионов.
Когда я шел из лагерей в Тулу на суд, я был очевидцем пожара Хомяковского элеватора, наполненного новым урожаем. Как позже стало известно, элеватор подожгли вражеские диверсанты. Трудно было представить, что им так легко было почти засветло, без помех совершить поджог, вероятно не было надлежащей охраны. В этот же вечер я пришел домой, не успел ещё осмотреться, тут же было объявлена воздушная тревога. Я выбежал во двор и увидел свет прожекторов, а затем вражеский само-лёт, который пытался ускользнуть от их лучей и от пуль наших зенитчиков. Это был первый вражеский налет на гор.Тулу.
Благодаря интенсивной стрельбе наших зенитных орудий нем-цам не удалось сбросить свой бомбовый груз на военные заводы, но одна упала на площадь Московского вокзала, а другая угодила в жилой дом. На следующее утро, когда пошел на процесс ревтрибунала, увидел, что наша Тула стала неузнаваемой. Казалось, что все стены домов стали мрачней, да и окна выглядели странно – они были оклеены крест на крест бумажными полосками.
На улицах почти не было людей и не видно было и играющих детей, (как было раньше), не слышно и стука колёс, ни повозок, ни трамваев. Выйдя с Трудовой на улицу Советскую, я увидел против зданий бывший оружейно-технической школы, что вся мостовая улицы изрыта траншеей. Стало ясно, что туляки не дремлют, готовятся на случай обороны.
На курсах радистов
Вначале мы находились во взводе связи. Затем командование образовало курсы радистов из 10-ти человек, в этот состав вошел и я, туляк. Родионов – бывший житель дер. Севрюковка, Алёхин Алексей – туляк, из трамвайного парка, Никулин Сергей – из Болохово – бывший завмаг, Минин Николай Иванович – москвич, бухгалтер, Васильев Вася – из Ленинградской области, Кулешов Василий – из Рязани. Фамилии остальных – бывших колхозников не помню. Курсами руководил радиотехник, москвич, в звании сержанта. Он хорошо знал своё дело! Был несдержан и подозрителен. Например, тех, кто слабо осваивал радиодело, он огульно оскорблял и приклеивал ярлык саботажника. Обидно было тем, кто имел три класса образования, им было тяжело, хотя мы и старались помогать.
Примерно за три недели мы изучили рации РК и ПК-5 и могли исправлять мелкие неисправности, изучали азбуку Морзе. В это время из Московского ВО прибыл генерал, торопил наше командование быстрей выпускать радистов. Он интересовался нашими знаниями, даже учинил экзамен, который пришлось держать мне одному. Не знаю, удовлетворил ли я его или нет. И тут же он отбыл.
Продолжение
Комментариев нет:
Отправить комментарий