Володю пригласили в Тулу. [В. Шильдкрет, театральный художник, муж С.В. Сотничевской - прим. ред. блога]. И, наверное, мои "сквозняком" его снесло туда. Разъехались без горечи, и самое удивительное, что он уехал с обидой на меня! Потом летом пришло письмо о том, что он даже не знал о том, как меня непостижимо любит, и что Тульский театр хочет, чтобы я приехала к ним работать.
Прошедшее время притупило мою обиду, и Аленочка подросла, а он ее очень любил. И когда окончился сезон, мы собрали наши нехитрые пожитки и отправились в отпуск в Тулу. Жаль было только незаконченную работу - Варю во "Встрече в темноте" Кнорре. Но, может быть, Бог пошлет что-нибудь хорошее на новом месте?! Случай и Бог, будьте милостивы!
Тула, 1944 год. Война. От вокзала предлинная грязная улица с маленькими одноэтажными домиками. Свернули налево и оказались около большого, какого-то мрачно-зеленого здания - гостиницы "Центральная". В вестибюле, в коридорах много спешащего, очень разного народа. Поднимаемся на третий этаж, узкий коридор и, наконец, дверь в володин номер... Окно большое выходит во двор. Оттуда слышен грохот, как будто швыряют какие-то тяжелые вещи, и запахи ресторанной кухни - она под нами на первом этаже. От цветов комната кажется приветливой и уютной. От цветов и нашего папки. Комната очень маленькая: кровать, диван, стол письменный (он же столовый, он же туалетный) и два стула. Из чемоданов сделали кухонный стол.
Вечером я пошла знакомиться с театром. Шел спектакль "Месяц в деревне", поставленный режиссером Герштом. И забыла я про грязные улицы и номер в гостинице, про свой убогий вид, и даже про войну... На сцене шла удивительно искренняя, чистая, прекрасная, волнующая человеческая жизнь. Очень тонкие, интеллигентные, трепетные люди любили... Чижова - Наталья Петровна, Нина Яковлева - Верочка, Баженов - студент Беляев, Ракитина играл артист Калашников. Как они все любили!
И оформление... Только в этой усадьбе могли так жить и чувствовать вот такие люди. Я сидела взволнованная.
Потом я увидела "Льва Гурыча Синичкина" в постановке Рошаля, "Офицера флота" в постановке Головацкого, в прекрасном, полном настроения оформлении Володи. Мне повезло: я знакомилась с театром именно по этим спектаклям. Хороший вкус, сложность и глубина человеческих отношений, искренность. Я уже не жалела, что приехала сюда...
Это был Московский свободный театр, которому во время войны не нашлось места в Москве, и он был прописан в Тулу. Я познакомилась с режиссерами, с директором, и началась моя новая страничка: уезжала в Москву Н. Яковлева - героиня молодая. По сему случаю мне передали роль Кати в "Офицере флота" и Лизаньки Синичкиной. Совпадение нашего общего с Лизанькой "дебюта" сделало вечер этот волнующим и праздничным и для меня, и для окружающих. Когда после дебюта я, накланявшись, спускалась по лесенке со сцены, меня встретил с поздравлениями Гершт и добавил неожиданно: "Кто вас просил говорить, что вы получаете 400 рублей?" - "Я уехала без разрешения, без документов... Так ведь это правда".
После премьеры "Бойкого места" мне стали платить 600 рублей. И пошла жизнь! Голодная, трудная, но жизнь! Роли, роли, роли... Добрые люди - директор Смычкович, несмотря на мою вовсе не высокую категорию, выдал мне литерный паек! О, это по тем временам.... Нынешним людям этого не представить, не понять. Комнату нам дали в общежитии. Большую. пустую. Обставили мы ее бутафорскими вещами, вроде ожила она немного, что в ней всегда было - это цветы.
Но самое дорогое - были мои соседи, мои дорогие артисты! До сих пор вспоминаю с нежностью этот коридор, голые двери направо и налево. А за ними! Мои старики - Неверин и Славина, Шевырева с Намфордом, Володя, Кравченко, Иртеньев, Крицкий. Вспоминаю наш драндулет, на котором мы ездили на выездные спектакли: фанерное сооружение, поставленное на грузовичок, с деревянными скамеечками по стенам. Режиссера Анатолия Вульфовича Тункеля, который не мог лечь спать, пока мы не приедем с выездного.
Он ждал нас с горячим чаем, растирал наши замерзшие руки - радовался, будто мы вернулись с того света. Иногда у него оказывалось сколько-нибудь вина, и он заставлял проглотить по глоточку. А мы иногда действительно возвращались, как с того света: машина часто ломалась, буран заметал дорогу, застревали в непролазной грязи в непогоду... и выходили в этот снег; в это месиво грязи, толкали "автобус"... и если не удавалось его раскачать, Коля Крицкий, почему-то обычно он, отправлялся искать какое-нибудь населенное местечко, чтобы выпросить лошадь или трактор, чтобы нас вытащили, а мы прижимались поближе друг к другу, чтобы сохранить капельки тепла.
Но артисты были разные... не все толкали машину, некоторые оставались сидеть, и мы толкали их вместе с машиной. Их уже нет теперь, но всегда и есть, и будут, наверное, люди, которые "не выходят из машины".
... Конец войны мы встретили еще в гостинице. Там жили многие артисты. и еще там жили летчики из "Нормандии-Неман". Они дружили с некоторыми нашими артистками, одна из них даже уехала во Францию. Я тогда еще плохо всех знала.
8 мая я отыграла спектакль и пришла "домой" мрачная - Володя забыл, что сегодня день моего рождения, первый раз в жизни забыл! Он спал! Я полежала, почитала и, обиженная смертельно, уснула. Проснулась от стука в дверь, громких голосов...
Открыла - на пороге люди: "Конец! Всё! Победа! Кончилась война! Мир!" В коридорах столпотворение. Полуодетые, восторженные, радостно потрясенные люди - знакомые и незнакомые, обнимали друг друга, целовались, в голос плакали, стучали в тяжелые двери, будили спящих.
Бедные военные принимали поздравления за всех живых и погибших и пропавших без вести. Это было как разгул стихии - радость неудержимая, вырванная кровью, непосильным трудом. И горем всеобщим.
У дежурной нашего этажа погибли оба сына. ее тоже тормошили, обнимали радостно, и она тоже улыбалась и, почти не обращаясь ни к кому, негромко говорила, как причитала: "А мои-то, а мои-то!". Кончилась война! Все-таки кончилась! Победа! бежит время, бежит...
Сотничевская С.В. Воспоминания / С.В. Сотничевская .- Тула: Инфра, 2004. - С.90-95.
Прошедшее время притупило мою обиду, и Аленочка подросла, а он ее очень любил. И когда окончился сезон, мы собрали наши нехитрые пожитки и отправились в отпуск в Тулу. Жаль было только незаконченную работу - Варю во "Встрече в темноте" Кнорре. Но, может быть, Бог пошлет что-нибудь хорошее на новом месте?! Случай и Бог, будьте милостивы!
Тула, 1944 год. Война. От вокзала предлинная грязная улица с маленькими одноэтажными домиками. Свернули налево и оказались около большого, какого-то мрачно-зеленого здания - гостиницы "Центральная". В вестибюле, в коридорах много спешащего, очень разного народа. Поднимаемся на третий этаж, узкий коридор и, наконец, дверь в володин номер... Окно большое выходит во двор. Оттуда слышен грохот, как будто швыряют какие-то тяжелые вещи, и запахи ресторанной кухни - она под нами на первом этаже. От цветов комната кажется приветливой и уютной. От цветов и нашего папки. Комната очень маленькая: кровать, диван, стол письменный (он же столовый, он же туалетный) и два стула. Из чемоданов сделали кухонный стол.
Вечером я пошла знакомиться с театром. Шел спектакль "Месяц в деревне", поставленный режиссером Герштом. И забыла я про грязные улицы и номер в гостинице, про свой убогий вид, и даже про войну... На сцене шла удивительно искренняя, чистая, прекрасная, волнующая человеческая жизнь. Очень тонкие, интеллигентные, трепетные люди любили... Чижова - Наталья Петровна, Нина Яковлева - Верочка, Баженов - студент Беляев, Ракитина играл артист Калашников. Как они все любили!
И оформление... Только в этой усадьбе могли так жить и чувствовать вот такие люди. Я сидела взволнованная.
Потом я увидела "Льва Гурыча Синичкина" в постановке Рошаля, "Офицера флота" в постановке Головацкого, в прекрасном, полном настроения оформлении Володи. Мне повезло: я знакомилась с театром именно по этим спектаклям. Хороший вкус, сложность и глубина человеческих отношений, искренность. Я уже не жалела, что приехала сюда...
Это был Московский свободный театр, которому во время войны не нашлось места в Москве, и он был прописан в Тулу. Я познакомилась с режиссерами, с директором, и началась моя новая страничка: уезжала в Москву Н. Яковлева - героиня молодая. По сему случаю мне передали роль Кати в "Офицере флота" и Лизаньки Синичкиной. Совпадение нашего общего с Лизанькой "дебюта" сделало вечер этот волнующим и праздничным и для меня, и для окружающих. Когда после дебюта я, накланявшись, спускалась по лесенке со сцены, меня встретил с поздравлениями Гершт и добавил неожиданно: "Кто вас просил говорить, что вы получаете 400 рублей?" - "Я уехала без разрешения, без документов... Так ведь это правда".
После премьеры "Бойкого места" мне стали платить 600 рублей. И пошла жизнь! Голодная, трудная, но жизнь! Роли, роли, роли... Добрые люди - директор Смычкович, несмотря на мою вовсе не высокую категорию, выдал мне литерный паек! О, это по тем временам.... Нынешним людям этого не представить, не понять. Комнату нам дали в общежитии. Большую. пустую. Обставили мы ее бутафорскими вещами, вроде ожила она немного, что в ней всегда было - это цветы.
Но самое дорогое - были мои соседи, мои дорогие артисты! До сих пор вспоминаю с нежностью этот коридор, голые двери направо и налево. А за ними! Мои старики - Неверин и Славина, Шевырева с Намфордом, Володя, Кравченко, Иртеньев, Крицкий. Вспоминаю наш драндулет, на котором мы ездили на выездные спектакли: фанерное сооружение, поставленное на грузовичок, с деревянными скамеечками по стенам. Режиссера Анатолия Вульфовича Тункеля, который не мог лечь спать, пока мы не приедем с выездного.
Он ждал нас с горячим чаем, растирал наши замерзшие руки - радовался, будто мы вернулись с того света. Иногда у него оказывалось сколько-нибудь вина, и он заставлял проглотить по глоточку. А мы иногда действительно возвращались, как с того света: машина часто ломалась, буран заметал дорогу, застревали в непролазной грязи в непогоду... и выходили в этот снег; в это месиво грязи, толкали "автобус"... и если не удавалось его раскачать, Коля Крицкий, почему-то обычно он, отправлялся искать какое-нибудь населенное местечко, чтобы выпросить лошадь или трактор, чтобы нас вытащили, а мы прижимались поближе друг к другу, чтобы сохранить капельки тепла.
Но артисты были разные... не все толкали машину, некоторые оставались сидеть, и мы толкали их вместе с машиной. Их уже нет теперь, но всегда и есть, и будут, наверное, люди, которые "не выходят из машины".
... Конец войны мы встретили еще в гостинице. Там жили многие артисты. и еще там жили летчики из "Нормандии-Неман". Они дружили с некоторыми нашими артистками, одна из них даже уехала во Францию. Я тогда еще плохо всех знала.
8 мая я отыграла спектакль и пришла "домой" мрачная - Володя забыл, что сегодня день моего рождения, первый раз в жизни забыл! Он спал! Я полежала, почитала и, обиженная смертельно, уснула. Проснулась от стука в дверь, громких голосов...
Открыла - на пороге люди: "Конец! Всё! Победа! Кончилась война! Мир!" В коридорах столпотворение. Полуодетые, восторженные, радостно потрясенные люди - знакомые и незнакомые, обнимали друг друга, целовались, в голос плакали, стучали в тяжелые двери, будили спящих.
Бедные военные принимали поздравления за всех живых и погибших и пропавших без вести. Это было как разгул стихии - радость неудержимая, вырванная кровью, непосильным трудом. И горем всеобщим.
У дежурной нашего этажа погибли оба сына. ее тоже тормошили, обнимали радостно, и она тоже улыбалась и, почти не обращаясь ни к кому, негромко говорила, как причитала: "А мои-то, а мои-то!". Кончилась война! Все-таки кончилась! Победа! бежит время, бежит...
Сотничевская С.В. Воспоминания / С.В. Сотничевская .- Тула: Инфра, 2004. - С.90-95.
Комментариев нет:
Отправить комментарий